А. Лазарчук
ТРАНКВИЛИУМ
Это событие они отметили шикарным ужином в "Пилигриме". Потом отправились в ночную оперетту. Давали "Седьмую жену" Блонского. На самом патетическом месте, дуэте Лизы и Капитана, Глеб вдруг уснул. И потом несколько дней кряду с ним это случалось: он засыпал в самых неподходящих местах. Ему снились какие-то чрезвычайно яркие сны - но не запоминались совершенно. Пятнадцатого августа случилось два события: Алик получил наконец отправленный "золотой груз": свои странные деньги, Глебов револьвер и патроны к нему - и пришло приглашение явиться на некую "общую встречу". Шестнадцатого, в четыре часа пополудни, сильно парило после дождя. В многочисленных протоках и каналах вода стояла высоко. "Общая встреча" проходила в отдельном кабинете ресторана "Беловодье". Два лица были знакомы Глебу: офицера, который принимал их в первый день по прибытии, лейб-гвардии подпоручика Павлова - и господина Байбулатова Кирилла Асгатовича... Среди пассажиров, сошедших на берег в Кассивелауне с борта пакетбота "Иван Великий", обслуживающего линию Ньюхоуп - Новый Петербург и задержанного в Ньюхоупе из-за гражданских беспорядков, была и маленькая еврейская семья: папа Джейк Шульман, часовщик, ювелир и антиквар, как он отрекомендовался, и его семнадцатилетняя дочь Наоми. Пара была трогательная: низенький, кругленький, очень подвижный, очень разговорчивый папа - и высокая, медлительная, вся в мелких кудряшках черных роскошных волос, с диким взглядом из-под тяжелых век дочь. Ее можно было бы счесть красавицей - если бы не багровое родимое пятно на шее и на части щеки. Папа рассказывал всем, кто соглашался его слушать, что это пятно - часть семейной трагедии, женихи далеко стороной обходят девочку, но нельзя же допускать, чтобы она так страдала ни за что - и вот он, отец, исполняя свой отцовский долг, везет ее в Порт-Блессед к доктору Квили, который умеет такие пятна удалять... Дочь молчала, глядя в пол. А девочка-то - огонь под пеплом, шепнул своему другу и компаньону мистер Мак-Конти, адвокат. Компаньон охотно согласился. Они и сошли в Кассивелауне, и Светлане почти не пришлось прибегать к своему умению говорить с акцентом и особым образом строить фразы, чему ее так упорно учил Сол. Сначала было смешно, потом стало получаться. Еще три дня, и мы сосватаем тебя за раввина, смеялась Олив. В Кассивелауне было темно из-за низко висящих туч. Дождь начинался, но тут же кончался. Сильно пахло рыбой. Другая пара, мистер и миссис Черри, роскошная блондинка с синей лентой в волосах и пожилой моряк, не по своей воле ставший чиновником адмиралтейства, как бы случайно прогуливалась по палубе над трапом. Баркас отчалил. Взлетали весла, и уже невозможно, невозможно было различить слившиеся в короткое тире фигуры пассажиров. Увижу ли я ее когда-нибудь? - вдруг с ужасом подумала Олив. И Светлана, глядя на уходящий все дальше и дальше высокий борт барка, подумала: увидимся ли? О Господи - где и когда? Раз... раз... раз... - негромко командовал боцманмат. Небо касалось верхушек мачт. Поразительно резкими голосами орали чайки. На причале Шульманы взяли кэб и сразу же отправились на станцию дилижансов. Кассивелаун был полной противоположностью романтически-возвышенному Порт-Элизабету. Плоский, темный, не слишком чистый город, состоящий будто бы из одних задворок. Бесконечные глухие заборы тянулись вдоль улиц с узкими, в две ладони, тротуарами, слепые стены и фасады с забеленными окнами; черные решетки в проемах, редкие деревца, мостовые из дикого камня, темная стоялая вода в каналах, неистребимый запах рыбы, рыбной чешуи, рыбьего жира, рыбачьего клея... нет, Кассивелаун не стоил внимания. И красивые дома, что попадались им на пути, и сады, и уходящий куда-то ясный бульвар казались пленниками этого города. Здесь делались деньги, большие деньги, и ни для чего другого этот город предназначен не был. Он даже не был предназначен для тех, кто жил в нем - хотя они, возможно, притерпелись к его уродствам и не замечали их, видя лишь что-то хорошее... Дилижансы в Порт-Блессед уходили каждый час, но свободные места были только в семичасовом. Шульманы сидели в станционном ресторанчике и убивали время, поедая невкусный обед. Надо кушать, дочка, журчал непрерывно Сол, ты молодая, ты еще не знаешь, что главное - это правильно питаться... Светлана старалась не слышать. Когда они готовились, Сол вот так же вбивал в ее тупую голову, что главное - это никогда и ни при каких обстоятельствах не выходить из роли, пусть камни падают с неба... Она и не выходила. Просто считала дни, сколько еще осталось: семь... пять... теперь вот - три, да-же меньше. Двое суток в дилижансе, потом поездом - ночь и утро. Да, папочка, шептала она. Тошнота не то чтобы прошла - но теперь ее можно было подавлять просто усилием воли. Впрочем, и пилюли, и настойку она пила аккуратно. Мучили запахи. Казалось, ко всему на свете добавили по капле чаячьего жира. - Я больше не могу тут сидеть, - сказала Светлана и улыбнулась. - Я сейчас сойду с ума... далее